неотъемлемую часть японской культуры. Мы не проститутки»[71], — с гневом говорят сегодняшние гейши, и им почти удалось убедить в этом слушателей. Тем более что сегодня, когда гейш осталось не так уж и много, а их услуги стоят по-прежнему исключительно дорого, по-иному относиться к ним стало трудно — это элитарный отдых для тех, кто знает в нем толк, но вот раньше…

Японский язык сохранил множество поговорок, связанных с сексуальным восприятием гейш японскими мужчинами. Одна из самых распространенных переводится на русский язык примерно так: «Пусть сначала раздвинет ноги, а потом послушаем, как она поет». Дело в том, что даже в японских правилах случаются исключения, а уж когда речь идет о столь тонких материях, как отношения мужчины и женщины, бывает совсем нелегко разобраться — где, собственно, правило, а где исключение.

То, что сексуальное положение гейш всегда было несколько туманным, иллюстрирует тот факт, что еще в 1779 году специальным распоряжением тем гейшам, которые работали в «веселых кварталах», запрещалось спать с клиентами проституток, а для контроля за деятельностью гейш работало специальное управление — кэнбан. Значит, все-таки спали? Да, спали — в этом не может быть никаких сомнений, многочисленные литературные памятники той эпохи подтверждают это со всей ясностью.

При этом существовало несколько разновидностей, своеобразных специализаций гейш. Были упоминавшиеся Пильняком сиро-гэйко — «белые», или «чистые», гейши, которые только пели или танцевали перед изысканной публикой. Пользовались спросом гейши-скоморохи — короби, а вот дзёро-гэйся — «шлюха-актриса» развивала в себе совсем иные способности, снова и снова запутывая современников и потомков в вопросе о том, чем же все-таки можно и чем нельзя заниматься гейше. Русский поэт Константин Бальмонт, посетивший Японию весной 1916 года и без устали восхищавшийся ее красотами, особо выделяя привлекательность японских дам, не смог пройти мимо знаменитых гейш. Его лира воспела остроэротический образ, который, судя по дневнику его путешествия, Константин Дмитриевич сам себе и надумал:

Гейши, девочки, малютки,

Вы четырнадцати лет,

Ваши маленькие грудки

Нежнорозовый расцвет.

Ах, зачем, когда я с вами

Видел цвет, который ал,

Ах, зачем я вас губами

До конца не целовал.

Я всего до нежной ручки

Прикоснул мое хочу,

Вы растаяли, как тучки

Встречу лунному лучу.

Вы мне пели, стан был гибок,

Ветер мог бы вас склонить,

В танце вы ловили рыбок,

Рвали цвет и ткали нить.

Нет, вы нежный цвет не рвали,

Но певучею рукой

Вы печали расцвечали,

Цвет свевали над рекой.

Сами были вы, как волны

Убегающей реки.

И на вас, хотя безмолвны,

Пели в лентах огоньки.

И одна мне приглянулась

Больше всех других мусмэ.

Вплоть ко мне, как лист, качнулась,

Водный стебель в полутьме.

Все, мерцая, промелькнули,

Словно волны за волной.

Слышу смехи в дальнем гуле,

Синий цвет владеет мной.

Ах, зачем, когда я с вами

Праздник знал, который ал.

Ах, зачем я вас, как в храме,

Всех, вас всех не целовал.

Это как раз тот, чрезвычайно распространенный, случай: заезжий глоубтроттер, возбужденный во многом такими же буйно фантазирующими туристами, сделал вид, что вкусил запретного гейшевского плода, и воспел мнимый опыт в своих отчетах о путешествии. Отличие Бальмонта от других состоит только в одном — он сумел сделать это талантливо.

Считается, что окончательную точку в скользком вопросе о степени развратности гейш поставило японское правительство в 1957 году, запретив проституцию. К гейшам этот указ никакого отношения не имел, что вроде бы еще раз подтвердило их особый, не совместимый с продажной любовью статус.

С другой стороны, в Японии до сих пор существует важная для сознания обывателя квартальная система устройства больших городов, когда в определенных местах жители занимаются определенным делом. Сегодня в Токио в районе Канда покупают книги, на Сибуе отдыхает молодежь, в Роппонги — иностранцы, в Кабуки-тё снимают проституток обоих полов. В средневековой Японии такая градация была еще более жесткой, а гейши работали и жили там же, где и юдзё, — в случае с Токио (Эдо) речь идет о квартале Ёсивара. Родина и столица гейш Киото долгое время считалась оплотом этой профессии. Еще в начале XIX века там было уже пять районов увеселений, где работали гейши. Сейчас их шесть: элитарный и известный на весь мир Гион, воспетый в «Мемуарах гейши», менее престижный, но более демократичный Понто-тё и малоизвестные Хигаси-синти, Мияга-ва-тё, Камиситикэн. В альма-матер первых гейш — квартале киотских проституток Симабара — дела сейчас настолько плохи, что, скорее всего, рассказы о его «мастерицах» в ближайшем будущем отойдут в область преданий, но недавно гейши жили и там, путая непосвященным их нравственные ориентиры.

Известная исследовательница истории и сегодняшнего дня гейш американка Лайза Дэлби сама некоторое время работала гейшей в квартале Понто в Киото, знакомясь с подноготной этой профессии методом включенного наблюдения. Она рассказывает, что в Понто-тё хранятся предания о том, как в 1770 году в этом небольшом районе появился новый вид бизнеса: предоставление сомнительных услуг в чайных домиках, где до этого действительно только пили чай. Очень скоро чайные домики распространились по нескольким районам Киото, бизнес в них становился все более сомнительным, и в 1813 году четыре квартала получили лицензии на открытие борделей — вслед за Симабарой[72]. Во всех злачных заведениях этих районов, а гейшевский Понто-тё стал одним из самых «веселых» среди них, разрешалась работа гейш, что еще более усилило путаницу между ними и проститутками и поставило гейш на грань исчезновения из-за непонятного и нечеткого статуса.

Вообще вся история гейш — сплошная летопись небывалых взлетов и падений, едва не стиравших их с лица земли. Впервые киотские «цветочные кварталы» — ханамати — оказались на грани жестокого кризиса после переноса столицы из Киото в Токио в 70-х годах XIX века. Вместе с основными клиентами — членами правительства, крупными чиновниками и высшим офицерством — туда переместилась и большая часть доходов. Опасность была столь велика, что, оставшись без серьезного источника пополнения бюджета, мэр Киото решил провести в 1875 году специальный праздник — фестиваль гейш. По этому поводу даже издали брошюру на практически неизвестном тогда в Японии английском языке. Идея оказалась настолько удачной, что фестиваль провели еще несколько раз, а с 1952 года и по сей день он проходит дважды в год и стал своеобразной визитной карточкой Киото, вернув ему славу «гейшевской столицы» Японии.

Прямая и явная угроза

Период на стыке XIX и